Александр Бушков - Д`артаньян – гвардеец кардинала. Книга вторая
– Значит, вот что имел в виду Лорме? – догадался д’Артаньян. – «Это были не мушкетеры, а англичане…» Люди Винтера!
– Несомненно.
– Но он хочет ее убить…
– Он в первую очередь хочет знать, где сейчас его племянник. Законный наследник имений, титулов и денег. А это знаем только Анна и я.
– Этот скот… – д’Артаньян дрогнул, но решился договорить до конца: – Этот скот вполне способен пытать и ее, как собирался пытать меня.
– Боюсь, от него этого можно ожидать…
– Черт возьми! Почему же мы едем шагом? Нужно лететь сломя голову…
– Куда? – мягко спросил Рошфор. – Д’Артаньян, я прекрасно представляю, что происходит у вас в душе… но постарайтесь быть хладнокровнее. Мы ничем ей не поможем и ни на что не повлияем, если начнем суетиться, кричать, бессмысленно гнать коней… Вы ее любите… а я ее друг, так что ваши чувства мне вполне понятны. Но помочь ей мы можем только одним – если рассудочно, спокойно и трезво начнем искать. Начнем угадывать мысли и ходы противника. Это только кажется, что перед нашими врагами открыты все пути, – на деле не так-то просто похитить человека и надежно укрыть его. Такое укрытие нужно подготовить. Для этого нужно привлечь доверенных лиц и иметь надежные места – а это уже позволяет более-менее определить направление поисков. Все, кого можно поднять на ноги, уже подняты. И рыщут, не жалея ни сил, ни ног…
Вскоре д’Артаньян убедился в справедливости его слов, собственными глазами увидев, какая суета царит в Пале-Кардиналь: то и дело кто-то вскачь уносился со двора, а кто-то приехал с докладом (большей частью эти доклады, увы, заключались в том, что «ничего нового узнать не удалось»)…
Когда они устроились в одной из задних комнат, Рошфор велел подать вина – и выпил залпом чуть ли не целую бутылку прежде, чем гасконец справился с половиной стакана. Понимая, что это неспроста, д’Артаньян осторожно сказал:
– Значит, вы ее знали…
– Ну еще бы, – сказал Рошфор, глядя на него совершенно трезвыми глазами. – Я был на ней женат, знаете ли. Собственно говоря, она и сейчас моя жена – поскольку к моменту заключения нашего брака была вдовой…
– Боже мой! Так эта женщина…
– Это женщина – графиня де Рошфор. И в то же время супруга галантерейщика Бонасье… впрочем, уже вдова. Вы знаете, что я родом из Пикардии?
– Да, Анна мне говорила…
– Вот только она вам, ручаться можно, не рассказывала, почему я десять лет не возвращался в свои имения… Хотя бы потому, что не знала. Есть вещи, которые приходится держать в себе всю жизнь… или, по крайней мере, долгие годы… Понимаете ли, д’Артаньян, мне тогда было столько же, сколько сейчас вам. Родители мои умерли, но они были богаты, и я стал единственным наследником довольно обширных земель. Юнец вроде вас, восторженный, пылкий и жаждавший любви. Естественно, очень быстро должен был появиться предмет для обожания. Я встретил ее.
– Констанцию? – шепотом спросил д’Арта– ньян.
Рошфор горько усмехнулся:
– Тогда она звалась своим настоящим именем – Камилла де Бейль. Она недавно появилась в наших местах, поселилась в скромном домике с человеком, которого все считали ее братом. На деле, как потом выяснилось, это был сообщник и очередной любовник. Но в ту пору такие подозрения никому и в голову не могли прийти. Честное слово, она казалась олицетворением невинности и добродетели. Она так мило краснела, заслышав самые безобидные шутки, несущие лишь едва уловимый намек, тень фривольности… – Он смотрел затуманенным взглядом куда-то сквозь д’Артаньяна, в невозвратное прошлое: – Быть может, моя юношеская неопытность и ни при чем. Она могла очаровать и гораздо более опытного человека. Ах, какой чистой и пленительной она тогда была… Шестнадцатилетняя девушка в белом платье, на опушке зеленого летнего леса, ясные синие глаза, воплощенная невинность во взоре и походке, белое платье на фоне сочной зелени… Короче говоря, я влюбился. И, как честный человек, предложил руку и сердце. Она приняла и то, и другое – это я так считал тогда, не зная, что ее интересует в первую очередь рука, а до моего сердца ей и дела нет… Она стала графиней де Рошфор – и, надо отдать ей должное, прекрасно справлялась с этой ролью. Я до сих пор не вполне понимаю, почему она была так нетерпелива и уже через полгода после нашей свадьбы заду– мала…
– Неужели… – с замиранием сердца прошептал д’Артаньян.
– Ну да, убить меня, – самым будничным тоном закончил за него Рошфор. – Точнее говоря, подсыпать яд в вино. Уже через полгода… Быть может, она побоялась, что я, несмотря на всю свою неопытность, рано или поздно поставлю ее в ситуацию, когда ее плечи окажутся полностью открытыми…
– Боже! Значит, уже тогда…
– Уже тогда, – кивнул Рошфор. – То ли она опасалась, что я увижу клеймо, то ли ей попросту надоела жизнь в глуши, пусть и в роскоши, и ей не терпелось стать очаровательной молодой вдовой, полновластной хозяйкой имений. Скорее всего, она рассчитывала перебраться в Париж, где для нее открылось бы широкое поле деятельности… В нашей провинции ей было скучно после Венеции…
– Венеции? Ну да, конечно… А как же…
– Давайте не будем забегать вперед, – усмехнулся Рошфор. – Расскажу все по порядку. Она подсыпала яд в вино, которое мне должны были, как обычно, принести в библиотеку. Была у меня, надо вам сказать, привычка – посидеть в библиотеке с бутылкой хорошего вина и книгой кого-нибудь из старых испанских поэтов. Я получил некоторое образование, а испанских поэтов всегда любил… То есть, это потом стало ясно, что она подсыпала яд в вино, позже, когда было время все обдумать… Был у меня слуга – старый, преданный, верный и надежный. С одним-единственным грешком за душой – любил старик выпить когда следовало и не следовало. Он около года был в отлучке по делам нашей семьи, так что Камилла его совершенно не знала и об этой его страстишке представления не имела. Он вернулся в поместье всего за два дня до того дня… Короче говоря, он, принеся вино в библиотеку, позволил себе, как явствует из всего последующего, маленький глоточек… Этого вполне хватило. А она… Она была где-то поблизости. И вбежала в библиотеку, едва заслышав стук падающего тела, в полной уверенности, что это я там лежу мертвый. Я вошел следом. Гийом выглядел в точности так, как те двое несчастных, которых вы видели сами – Нуармон и Бонасье. Совершенно спокойное лицо, разве что удивленное, бледное, как смерть, – и эта россыпь алых точек…
– Но как же вы заподозрили…
– Дорогой мой д’Артаньян, вся соль в том, что я-то как раз ничего и не заподозрил! – печально сказал Рошфор. – Ну кому бы могло прийти в голову?! Это у нее не выдержали нервы. Не забывайте, ей тогда было шестнадцать с половиной лет, она растерялась, заметалась, потеряла голову и действовала уже наобум… Знаете, сохрани она хладнокровие, вполне могла бы довести замысел до конца, скажем, незамедлительно предложив мне ради успокоения нервов выпить стакан вина из того самого графина – и я растянулся бы рядом с Гийомом, ни один лекарь не доискался бы до истины… Либо она могла повторить задумку потом. Но у нее, повторяю, не выдержали нервы. Одна стена в библиотеке была сплошь увешана разнообразнейшим оружием… Она схватила пистолет и выпалила в меня. Отсюда и шрам, – он мимолетно коснулся старого рубца на виске. – Выстрел был сделан почти в упор, но мне повезло. Пистолет – не кинжал, которым без достаточного навыка может нанести смертельный удар и ребенок. Чтобы надежно убить из пистолета, нужно практиковаться в стрельбе… А этого навыка у нее как раз и не было. Пуля сорвала кожу и оглушила, я рухнул без чувств. И она поняла, что нужно спасаться. Не мешкая, надела мой охотничий костюм, вывела лучшего коня – она отлично ездила верхом, – прихватила кое-какие драгоценности и деньги. О, сущие пустяки, тысяч на пять пистолей… И скрылась. С тех пор я ее не видел и не имел о ней никаких известий все эти десять лет, но знал, что она жива, потому что за это время то тут, то там находили трупы с белыми лицами и россыпью красных точек… Мне пришлось по выздоровлении уехать оттуда – сами понимаете, каково бы было жить в тех местах… Я понимаю, никто не злорадствовал бы, мне только сочувствовали бы, но я опасался именно этого сочувствия, а не злорадства, сочувствие было унизительнее насмешек за спиной.
– А этот… ее мнимый брат?
– Откуда же, по-вашему, мне известно про венецианское клеймо на ее плече? – горько усмехнулся Рошфор. – Естественно, она и не подумала предупредить его – к чему терять время на такие пустяки? Речь шла о ее драгоценной жизни… Как только я пришел в себя и смог отдавать приказы, к нему поскакали мои люди. Его приволокли в поместье, схватить его было легче легкого, он ведь оставался у себя в домике, ни о чем не подозревая… Ему хотелось жить – сами понимаете, я отнюдь не пылал в тот момент христианским смирением и был в тех местах полновластным хозяином, достаточно было одного моего слова, чтобы его вздернули на первом суку… Он был чертовски словоохотлив. И рассказал немало интересного о жизни очаровательной Камиллы в Венеции. Она туда попала четырнадцати лет – с отцом, поступившим лейтенантом в венецианский флот. Папочка тут же отправился в море, а юная красавица, легкомысленная и жадная до новых впечатлений, принялась познавать жизнь, благо Венеция предоставляет к тому достаточно соблазнов и случаев. Ее мать давно умерла, а старая тетка не могла уследить… История достаточно банальная: сначала любовники любопытства ради, потом для удовольствия, чуть погодя оказывается, что есть и такие, кто не доставляет особенного удовольствия, зато щедр на золото… Иные на этой дорожке превращаются в дешевых шлюх. Другие, обладая достаточным умом и хваткой, наоборот, взлетают высоко. Она была из вторых… Но в конце концов промахнулась. Поставила не на ту карту, как выражаются игроки. Связалась с одним субъектом, довольно молодым и знатным, даже богатым, но кое в чем не отличавшемся от простого «браво». Разница только в том, что он действовал не кинжалом, а ядами. Судя по рассказам «братца», у этого самого Гвидо был самый настоящий талант по части изобретения и применения ядов. Словно во времена Борджиа[28], право слово. Отравленный шип на ключе, перчатки, яблоко, которое разрезают на две половинки отравленным ножом так искусно, что отравитель может преспокойно съесть тут же вторую половину, лишенную яда, на глазах у жертвы, которой достается все зелье…
